В России произведения Харуки Мураками начали выходить в конце 90-х и становились бестселлерами. Суммарный тираж его книг, по данным «Эксмо», его российского издателя, составил почти 4,6 млн экземпляров (учитываются данные с 2004 г.). А самой популярной книгой Мураками в России является роман «Норвежский лес», продажи которого составили почти 550 000 экземпляров.
«Скотт Фицджеральд был моим кумиром, когда я был молод. Но он умер в 40 с чем-то лет. Я люблю Трумена Капоте, но он умер в 50 с чем-то. А Достоевский, мой идеальный писатель, скончался в 59 лет. Сейчас я [старше]. Я не знаю, что будет дальше! У меня нет образца для подражания. Я понятия не имею – когда мне будет 80 лет, что я буду писать?» – сокрушался Харуки в середине прошлого десятилетия на страницах The Guardian. Сейчас ему 73, и он продолжает творить.
В марте на русском вышла новая книга Мураками «От первого лица» – восемь автобиографических мистико-реалистических рассказов.
Застенчивый интроверт
Харуки с детства был не похож на сверстников. Он родился в 1949 г. в Киото, древней столице Японии, а вскоре родители перебрались оттуда в Асию, пригород порта Кобе (префектура Хёго). Его семья увлекалась национальной культурой. Дед был буддийским священнослужителем, а родители познакомились, когда оба преподавали японскую литературу. И хотя мать бросила работу, она старалась, чтобы дома все было пронизано национальными традициями.
Япония – жертва или агрессор?
В 2019 г. Мураками опубликовал статью, которая сразу стала вирусной в китайской социальной сети Weibo. Он впервые рассказал об участии своего отца в китайско-японской войне. Во время Второй мировой тот воевал в японской армии, и это оказался настолько травмирующий опыт, что потом он всю жизнь ежедневно молился за погибших в ней. Только один раз он рассказал сыну о тех временах – как японские солдаты обезглавливали китайских пленных. Мураками тогда учился в начальной школе, и жестокость этой истории оставила шрам в его памяти. Став взрослым, Мураками пять лет рылся в архивах и испытал огромное облегчение, установив, что его отец не был в Нанкине во время резни.
Мураками сожалеет, что после войны японцы решили, что в произошедшем нет их вины. Он думает, что именно поэтому японцы считают, что на самом деле они жертвы войны, а не агрессоры. Когда он писал книгу о теракте в токийском метро, то поражался в интервью «Кансай тайм-аут» (перевод по сайту susi.ru): «Я люблю этих японских работяг. Но в то же время чувствую, что, если бы их отправили на войну – например, в Китай, – они убили бы много китайцев, потому что они очень, очень организованны <…> Если им прикажут убивать – они будут убивать. Я очень люблю их, но в то же время очень боюсь».
А в интервью информагентству «Киодо» настаивал, что Япония должна много раз извиниться перед Китаем, Кореей и другими странами, в которые она вторгалась в ХХ в: «Вопрос исторического понимания очень важен <…> Все, что может сделать Япония, – извиняться до тех пор, пока другие страны не скажут: «Мы не обязательно смирились с этим, но вы извинились достаточно».
Мураками их ненавидел. А потом нашел другой мир. «Я читал иностранную литературу, в основном европейских писателей XIX в. – Достоевского, Флобера, Диккенса, – рассказывал он The Guardian. – Взялся за американские книги в мягкой обложке: крутые детективы, научную фантастику, Курта Воннегута, Ричарда Бротигана, Трумена Капоте. После того как я выучил английский язык, начал читать эти книги в оригинале <…> И конечно же, у меня был транзисторный радиоприемник. Там была музыка – Элвис, The Beach Boys, The Beatles. Это было захватывающе. И они стали частью моей жизни».
В 1963 г. у 14-летнего Мураками случилось еще одно откровение: он попал на концерт Арта Блейки и его группы Jazz Messengers и влюбился в джаз.
Мураками учился на отделении театральных искусств Университета Васэда. Он думал сделаться сценаристом. «Но когда я понял, что создание фильма – это коллективное творчество, отказался от этой мысли», – признавался он FT. Он называет себя волком-одиночкой. Например, говоря о студенческих беспорядках в Японии 1968–1969 гг., признавал, что «духовно был с протестующими, но не находил в себе сил к ним присоединиться». Он так и остался застенчивым интровертом: редко дает интервью, обычно отказывается участвовать в ток-шоу и литературных фестивалях, терпеть не может вечеринки и даже не любит глядеть в глаза собеседнику.
Несмотря на начитанность, студентом Мураками был ничем не примечательным, учился спустя рукава. Потом он сильно разочаровал родителей, бросив вуз вскоре после женитьбы в 1971 г. Его избранницей стала однокурсница Йоко, они вместе уже более полувека. «Меня не интересовала работа в Toyota или Sony, – говорил он FT. – Я просто хотел быть независимым. Но это нелегко. В этой стране, если ты не принадлежишь к какой-нибудь группе, ты почти никто. Но из многих ценностей в жизни я больше всего ценю свободу».
Вместе с женой они работали в музыкальном магазине днем и в кафе-баре ночью, чтобы накопить денег. В конце концов, добавив к ним кредит банка и одолженное у отца Йоко, Мураками с Йоко открыли джаз-бар Peter Cat (назван в честь их кота) в токийском районе Кокубундзи.
Чтобы остаться на плаву, с раннего утра бар Peter Cat работал как кафе, вечером превращался в джаз-клуб, а по выходным там проходили живые выступления. Мураками занимался всем: подавал напитки, мыл посуду, менял пластинки и приглашал музыкантов. Когда выдавалось свободное время, он еще и учился и в конце концов получил диплом Университета Васэда.
В ритме The Beatles
В детстве Мураками всегда хотел написать рассказ или повесть. «Но у меня совсем не было жизненного опыта, поэтому мне было нечего писать, – объяснял он The Globe and Mail. – После тяжелой работы в баре я получил опыт». Он начал делать записи в середине 1970-х, описывая свои чувства от переменившегося настроя в обществе. В студенческие годы сам воздух, казалось, сочился идеализмом и контркультурой, но к моменту, когда Мураками открыл бар, всему этому пришел конец.
Мураками рассказывал The Globe and Mail, как решил стать писателем. Одним ясным весенним днем он сидел на трибуне стадиона Дзингу, наблюдая, как бейсбольная команда родного города Yakult Swallows сражается с Hiroshima Carp. Светило солнце, он пил пиво. Когда американский легионер команды его города сделал красивый удар, Мураками услышал приятный треск биты и вдруг подумал: он способен написать роман.
«Я понятия не имел, как писать художественную литературу, – говорил он FT. – Я знал слишком много слов на японском. Это было слишком тяжело. Поэтому я поначалу писал на английском, где мой словарный запас был ограничен <…> У меня не было учителя или коллеги-писателя. Единственное, в чем я разбирался, – это хорошая музыка, ритм, импровизация, гармония». По-английски ему было легче попасть в ритм, рассказывал Мураками на встрече со студентами Беркли: «Если в ваших предложениях нет правильного ритма, никто их не прочитает». Переводя фразы на японский, он старался сохранить этот ритм.
В его романах почти всегда есть какое-либо музыкальное произведение, задающее тон повествованию. Например, «Норвежский лес» назван в честь песни The Beatles, которую Мураками слушал при написании. А в «Бесцветном Цкуру Тадзаки и годах его странствий» герой и его друзья слушают Le mal du pays Ференца Листа. «Я просыпаюсь рано утром и включаю пластинку, виниловую пластинку, когда пишу. Не очень громко. Через 10–15 минут я забываю о музыке, я просто концентрируюсь на своем письме. Но все же мне нужна какая-то музыка, хорошая музыка», – объяснял Мураками The Guardian.
Гражданин мира
Вскоре после выхода первого романа Мураками «Слушай песню ветра» (1979) его разбудил звонок из японского литературного журнала «Гундзо» – он был номинирован на премию для начинающих японских писателей (и в конце концов стал лауреатом). Мураками повесил трубку и отправился на прогулку с Йоко. Они нашли раненого голубя, которого отнесли в местный полицейский участок.
Как Мураками пишет свои романы
Пока Мураками владел джаз-клубом, его распорядок дня напоминал хаос. Продав клуб, он установил строгое расписание. В девять вечера Мураками ложится спать, между четырьмя и пятью утра встает, чтобы поработать. «У меня есть привычка сидеть за столом каждый день, даже если я ничего не пишу. Я просто сижу перед клавиатурой. Такой вот обычай», – рассказывал он The Guardian.
После продажи клуба он вел сидячий образ жизни. К тому же бросил курить. Последствия не замедлили сказаться: Мураками стал набирать вес. Чтобы держать себя в форме, он стал бегать марафоны. «Легко написать книгу или две. Но если вы хотите продолжать писать хотя бы лет 10–20 <…> вы должны быть сильными физически», – говорил он The Globe and Mail.
Обычно Мураками работает в день около шести часов с перерывом на часовую пробежку или плавание. По вечерам он слушает джаз и переводит американские романы на японский. Мураками перевел более 40 произведений таких авторов, как Трумен Капоте и Джон Ирвинг. «Когда вы пишете художественные произведения, вы становитесь эгоистичным. Ведь вы должны верить в себя, – объяснял Мураками FT. – Но при переводе вы должны уважать текст, чтобы ваше эго уменьшилось до нормального размера. Это хорошо для вашего психического здоровья».
Что до творчества самого Мураками, то он рассказывал The Guardian о закономерности: «Обычно, когда я устаю от написания большого романа, я пишу серию коротких рассказов». Его последняя книга как раз сборник коротких рассказов. Может быть, теперь стоит ждать романа.
«То воскресенье выдалось ясным, деревья, здания и витрины магазинов красиво блестели в лучах весеннего солнца, – цитировала воспоминания Мураками The Guardian. – Именно тогда меня осенило. Я собирался выиграть эту премию. И я решил стать писателем, который добьется определенного успеха. Это было дерзкое предположение, но в тот момент я был уверен, что так оно и будет».
Позже роман «Слушай песню ветра» был отмечен еще одной престижной премией – журнала «Бунгэй» – и распродан тиражом свыше 150 000 экземпляров. Через год Мураками опубликовал следующий роман, «Пинбол 1973», а затем продал бар, чтобы сосредоточиться на писательстве.
Его популярность все росла, пока не достигла пика в 1987 г. с выходом романа «Норвежский лес». Только в Японии было продано более 2 млн экземпляров книги, т. е. по одному экземпляру на каждую семью в Токио. «Обычно я предпочитаю более сюрреалистический стиль. Но с «Норвежским лесом» я решил написать стопроцентно реалистический роман, – рассказывал Мураками журналу The Paris Review. – Я мог бы стать культовым писателем, если бы продолжал писать сюрреалистические романы. Но я хотел пробиться в мейнстрим, поэтому мне нужно было доказать, что я могу написать реалистическую книгу <…> [«Норвежский лес» стал] бестселлером в Японии, как раз такого результата я и ожидал».
За успехом романа Мураками с Йоко наблюдали из Италии: они жили сначала в Палермо, потом в Риме. «Когда я жил в Японии, все, чего я хотел, – это поскорее убраться отсюда! У меня с ней было столько проблем», – говорил он «Кансай тайм-аут» (перевод по сайту susi.ru). «Я писатель, поэтому свободен идти куда угодно. Детей у нас нет, только жена и я. Вот мы и уехали жить за границу», – продолжал он на страницах The Guardian. На вопрос, почему он так и не обзавелся потомством, Мураками ответил FT: он не разделяет послевоенного идеалистического взгляда своих родителей на будущее. К тому же книги для него важнее. И, наконец: «Я не хотел быть родителем, потому что знал, что мои дети станут меня ненавидеть».
После этого начались странствия Мураками и Йоко по свету. В 1988 г. он, закончив очередной роман, вернулся в Японию и столкнулся с назойливым вниманием поклонников. «В Италии мы жили очень тихой и мирной жизнью, – говорит он (здесь и далее цитаты по The Guardian). – [В Японии] это была какая-то буря. Мне было так не по себе. Я чувствовал, что становлюсь другим человеком. Я становился известным <…> и моя жизнь менялась».
Поэтому они с Йоко вернулись в Европу на несколько месяцев: «Затем мы снова приехали в Японию в 1990 г., в самый разгар надувания экономического пузыря, когда люди разбогатели и все кругом говорили о деньгах, деньгах, деньгах… Мы ненавидим такое общество, поэтому через 10 месяцев мы снова уехали – в США».
Вернулся в Японию Мураками в 1995 г., после того как страна пережила два потрясения. В январе в Кобе произошло землетрясение, унесшее жизни почти 6500 человек. Два месяца спустя в токийском метро произошла газовая атака «Аум Синрикё» (организация признана террористической и запрещена в России). Мураками взял интервью у очевидцев атаки, от исполнителей терактов и их жертв до медиков, и в 1997 г. выпустил документальную книгу «Подземка». С тех пор он живет и творит в Японии.
Свой среди чужих
Западные критики нередко сравнивают Мураками с такими постмодернистами, как Дон Делилло и Томас Пинчон. Но в Японии люди не считают его истории постмодернистскими, объяснял Мураками FT: «В японской традиции граница между реальным и фантастическим проницаема, поэтому рассказы о черепах единорогов, шестифутовых лягушках и овцах со звездой очень естественны».
При этом его романы не характерны для японской литературы, признавали переводчики Мураками на другие языки. Его проза изобилует отсылками к американской литературе, причем часто не самого высокого стиля, вроде Курта Воннегута, что контрастирует с элегантностью путеводных звезд японской литературы – Юкио Мисима, Кензабуро Оэ и Дзюнъитиро Танидзаки. Герои его романов чаще едят макароны, слушают Radiohead и читают Лена Дейтона, чем пьют саке и цитируют Оэ. Это бродяги, работающие неполный рабочий день, без детей и постоянных партнеров, которые отказываются преклонить колени перед японским общепринятым идеалом семьи и корпорации.
«Его стиль может показаться японскому читателю западным, – рассуждал Джей Рубин, который переводил Мураками на английский (цитата по AFP). – Вроде бы это делает перевод на английский легким делом, но трудность в том, чтобы сохранить ощущение иностранности».
Сам Мураками называл себя «изгоем японского литературного мира» в беседе с The Guardian. На первый взгляд это удивительно, учитывая, что мало кто в Японии может сравниться с ним по популярности. «У меня есть свои читатели <…> Но многие японские критики и писатели меня не любят. Думаю, мы играем в разные игры. Очень похожие, но с другими правилами. Спортинвентарь другой, поле другое. Как теннис и сквош». А в беседе со студентами Беркли добавлял: «Сложно быть другим в Японии».
Считается, что в рассказе 1983 г. «Превратности тонгарияки» (англ. The Rise and Fall of Sharpie Cakes) он как раз и говорит об отношении к нему в Японии. Главный герой – финалист конкурса на новый рецепт традиционного кондитерского изделия. Его блюдо очень популярно у молодежи, но встречает резкое неприятие у судей.
Сам себе герой
Типичный главный герой Мураками – такой же отстраненный наблюдатель, как и сам писатель в жизни: спокойный, социально замкнутый и часто безымянный мужчина в возрасте около 30 лет, который кажется скорее заинтригованным, чем встревоженным, когда необъяснимый телефонный звонок или поиск потерянной кошки приводит его в сказочную параллельную вселенную, населенную взрывающимися собаками, мужчинами в костюмах овец, загадочными девочками и людьми без лиц, писала The Guardian.
У Мураками есть теория, согласно которой такого рода повествование пользуется особым спросом во времена политического хаоса: «Я был очень популярен в России в 1990-х, когда она выделялась из СССР. Царила большая неразбериха, люди были в замешательстве, и им нравились мои книги. [На мои книги был большой спрос] и в Германии, когда пала Берлинская стена».
Мураками не считает себя должным объяснять, откуда берутся те или иные фантастические элементы в его книгах. Он говорит, что доверяет своему подсознанию и считает, что его работа – записывать, что появляется из его темных глубин, а не анализировать это. «Последнее – работа для умных людей, а писатели не обязательно должны быть умными», – говорит он. В его романе 2002 г. «Кафка на пляже» есть сцена, в которой идет дождь из рыб. «Я просто подумал, что что-то должно упасть с неба, – объяснял он. – И решил, что рыба – это было бы хорошо!» Интересно, если Мураками будут изучать в школе, как станут трактовать его символы?
